Товарищ Гитлер. Книга 2. Повесить Черчилля! - Страница 49


К оглавлению

49

Он с нетерпением ждал сообщений, которые, согласно его чаяниям, встряхнут не только старушку Европу, но и произведут определенное впечатление в мире, потому поглядывал на часы, но продолжал размышлять о наболевшем.

Теперь Вторая мировая война выглядела в его понимании совсем иной — внутри каждой, буквально каждой страны текла своя внутренняя война, везде были свои нацисты, если так можно сказать.

Представляли они собой вполне конкретные слои населения, стремящиеся сделать общество не разменной монетой в политических игрищах и не достоянием одних лишь толстосумов, а, если так можно сказать, социально ориентированным государством. И ценности выдвигались весьма понятные. В той же Франции, как он знал, Петен заменил «Французскую Республику» на «Государство» и вместо «свободы, равенства и братства» (абсолютно лживого, а потому привлекательного лозунга) выдвинул главными другие приоритеты — «труд, семья, отечество». То же самое в Италии, где фашисты пришли к власти в результате выборов.

В принципе стремление к консервативным ценностям можно приветствовать, ибо некоторые «демократические», такие, как «все покупается и продается», однополая любовь и надругательство над верой, замена свободы слова промывкой мозгов через «свободную» прессу, — все это вызывало здоровые силы к сопротивлению. И если бы не Гитлер со своими уродами из СС, расовой теорией и газовыми камерами, то, возможно, история и пошла бы другим путем.

Андрей задумался, обхватив руками голову, — он вспомнил деда Павлика, что ненавидел коммунистов яростно. Но один раз ему сказал с тоскою в глазах — что если бы они не раскулачили народ, загнав в колхозы, с трудоднями без хлеба, да человечнее относились бы к народу, поприжав заодно своих партийных начальников, что дури много несли, дав людям спокойно вздохнуть, то о другой власти можно было бы и не мечтать.

И принялся загибать скрюченные от работы пальцы — образование всем дают, детишки в школу ходят, обеды бесплатные, детские сады и летние лагеря. Рабочему человеку почет и уважение, за добросовестный труд награды и продвижение, а хочешь, так поступай в институт, станешь мастером или инженером. И все бесплатно, общежитие студентам выделяют и стипендию.

Жилье получить в городе можно, квартиру отдельную — при царе только богатые могли купить дом. Квартплата небольшая, врачам платить не нужно. Много хорошего коммунисты делали, и если бы кровь не лили и дали на себя трудиться, как при НЭПе, то жить стало бы намного лучше. И добавил, что ум за разум заходит, как выбрать тут добро и зло, если они вперемешку, что гречневая каша с молоком, да солью с перцем щедро сдобренная…


Лондон

— Старый, выживший из ума пердун!

Черчилль в раздражении поднялся с кресла, густой сигарный дым встал перед его лицом небольшим облачком. Премьер-министр Великобритании был раздражен — старая прожженная лиса Ллойд Джордж оказался весьма остер умом для своего престарелого возраста и прямо ткнул носом своего молодого коллегу в то дерьмо, которое тот ему заботливо приготовил, и даже приукрасил фиговыми листками, чтобы непрезентабельный вид подарка не спугнул раньше времени.

Нет, как и положено двум уважаемым джентльменам, разговор шел вполне корректно — обоих политиков судьба империи беспокоила. Только Черчилль, проиграв все в пух и прах, навострил лыжи за океан, дабы оттуда продолжать борьбу, отказ от которой однозначно делал его политическим трупом, никому не нужным и смердящим.

Да и по счетам тем же США нужно платить, иначе заокеанские дяденьки сами возьмут себе возмещение по выданным векселям. После этого кто захочет говорить со столь немощным правительством в изгнании. Но была одна закавыка — если правительство покинет остров, а это дело решенное, то кто будет представлять власть в Англии, ибо добровольно отдать ее оккупантам не есть разумное решение.

Вот тут сэр Уини и решил подложить порядочную свинью старейшему премьер-министру в отставке Ллойд Джорджу. И если суметь уговорить старикашку принять власть, которая заставит контактировать с немцами, а потому в той или иной степени облегчит положение народа. Но опять же население, ненавидя всей душою оккупантов, начнет презирать и правительство, с ними сотрудничавшее.

А это самому Черчиллю пойдет во благо, ибо стоит американским войскам начать освобождение Англии от нацистов, как тут явится он, боровшийся до конца и возвративший империи свободу. К тому же виновных искать не придется — вот они — предатели, все наяву и под рукою, пригвожденные к позорному столбу (на них ведь можно еще и свои грехи с ошибками свалить, изменникам нации ни один человек не поверит).

И кто его вывести на «чистую воду» посмел?! Выживший из ума старикан Ллойд Джордж, но с приличным весом матерого политика, да рядом бывший министр иностранных дел, честолюбец изрядный и сволочь, каких только поискать, — Эдуард Галифакс, барон Ирвин.

Однако заманиваемые им в ловушку моментально разгадали хитрость Черчилля, о чем ему оба и сказали, пусть и порознь, а это сразу насторожило. Пусть обиняком, ведь среди джентльменов не принято называть мерзавца этим же словом, но уверенно ткнули носом в подложенное дерьмо. И тем не менее согласились принять власть, благо контроль над столицей сохранялся полный — немцы ее не пытались штурмовать и не бомбили.

— На что же они рассчитывают?

Черчилль уже в десятый раз задал себе этот вопрос — ответа на него пока не находил. Не простаки же они, явно увидели нечто, потому и согласились. Какую же перспективу узрели? — вот в чем вопрос.

49